К этому событию, как известно, трудящиеся граждане (не-не, не тунеядцы-выпивающие, а среднестатические) готовятся одну половину жизни, плюс-минус вторую половину.

Очевидно, я — гражданка неправильная.

Вначале я была пролетарием, от слова «пролетать» — пролетела мимо высоченных тяжелых дверей приёмной комиссии в «Герценовском», погуляла по гулким просторам тихого педагогического ВУЗа (у приёмной комиссии закончилось рабочее время) и смиренно потопала в ТУ. Кто не знает — техническое училище это.

И потрясла самое себя, выучившись на… (сейчас вспомню, как это правильно) машиниста электро-мостового крана!

Вот вы смеётесь, а у меня оказалось призвание — летала я в той жёлтой кабинке на высоте четвёртого этажа по стрекочущему механическому цеху, аки птичка! И за несколько лет работы (не считая декретного отпуска), всего два разочка груз из цепей выронила: один раз маленькую детальку на фрезеровочный станок — рабочий только глянул вверх, отскочив на безопасное для ног расстояние, другой раз, перед самым уже увольнением, брякнула я со всей дури чугунным кубом о стеклянную перегородку. Но сконцентрировалась и на обратном махе попала прицельно в центр кузова грузовика, где наш тяжеловесный стропальщик дядя Костя, прижавшись к соседнему борту, уже благим матом орал. А чего так орать-то? Я его даже не задела. А что стеклышки рядом просыпались — так это он зря — запоздалая у дядь Кости реакция. Жаль, что седины ему прибавила…

С благодарностью вспоминаю, что в мои смены маты не приветствовались. Мои и вправду редкие промахи суровые механики-станочники и остальные мужички в цеху мне прощали, и даже кибитку мою (кран-кран, пардон муа!) подзывали не традиционным пронзительным свистом, а вот так: «Кно-о-о-па-а-а! Кно-поч-ка!» Я срывалась с места и с грохотом являлась, как конь перед травой, то бишь перед станком, небезосновательно гордо улыбаясь, поскольку зависала в определенной точке точнее некуда и качку цепей останавливала на «раз-два». Да!

Eщё пару лет потом, уже у себя дома в Карелии, почти каждую ночь во сне перед моим внутренним взором раскачивались эти цепи, и я проделывала все нужные манипуляции… И сон снисходил на меня лишь, когда они (цепи) замирали в неподвижности.

А что потом? Потом сплошная санитария! В смысле — замена санитарочек всевозможных отделений местной центральной районной больницы на время их отпусков, потому как грянула перестройка, а у меня уже две ляльки подрастали. И кому я такая была нужна? ИП охотно использовали тогда дешёвую рабсилу, но никому и в голову не приходило черкнуть пару строк в трудовой книжке.

Работа в послеоперационной палате ИТАР — отдельная история, даже книга. Да, много чего было, но история умалчивает — нет бумажки! И уж тем более про непосильный труд на плантациях соседней страны. Непосильный буквально, потому что я оказалась малосильная. Прошло столько лет, а как глянет массажист (не-не у меня собственного-то нет, как и стоматолога) на мою спину, так и спросит: у Вас позвоночник после ДТП что ли? Не, говорю, то картошка финская, мешками перетасканная и клубничные поля бескрайние.

Короче, когда я случайно стала журналистом, за меня так все друзья обрадовались: вот, говорят, тебе спасение! Постепенно, хобби стало работой, и пенсия не за горами. Клондайк не Клондайк, но без куска хлеба с маслом не останешься теперь! Я даже встрепенулась, приосанилась… На маникюр записываться стала, в солярий заглядывать… Но тут реформа ЖКХ. No словес приличных.

Миниатюра должна соответствовать правилам жанра. Посему сворачиваюсь.

За пару лет до «северной» пенсии я снова побывала в шкурке безработной, и передвинули мне содержание государственное на попозже. Куда-то запросы слали (на тот самый известный военный завод, где я цепями крана аккуратно помахивала) — но архив заводской долго отмалчивался. Зато ЗАГС выдал все мои личные тайны -про количество смененных фамилий… (А может, это тоже моё хобби?) Потом госслужащие и госмашины все считали-подсчитывали, старались не просчитаться. И — вот! Свершилось!

Мобильный банк чуть не надорвался — Вам переведена ПEНСИЯ! Eле досидела на халтуре (т-с-с-с!), побежала в магазин, думаю, я же уже бабушка, сколько можно в кроссовках прыгать, так хочется ножки свои успеть в сапожки нарядить да пройти в них по главному проспекту городка.

Влетаю в магазин, тормозной след безупречный. Продавец взгляд на мои без ложной скромности нормальные такие ноги бросил, и с коробками ко мне — вот и вот… А я и забыла, что нельзя быть красивой такой.

В общем, соль истории такова: любая из пар обуви оказалась дороже моей трудовой пенсии как минимум тысячи на полторы.

Слава финским «киррпуториям», не зря я этой стране годы жизни и здоровья подарила! Размер у меня миниатюрный, пенсия теперь такая же (по принципу пропорций) и запросы, значит, на том же уровне — нашлись в бэушном магазине сапожки на мои ножки, и даже на тортик в память о смене статуса для друзей осталось. Вот только жилищно-коммунальное хозяйство отберёт ведь и эти копеечки! Короче, нет времени расслабляться, нужно снова работу искать. Думай, думай, голова моя… миниатюрная!