Продолжение. Начало в № 32 от 18.08.2021 г.

Последний Васин «финт» обезоружил Антонину Романовну. Светлое будущее снова стало затягиваться чёрной мглой. Неужели сыну суждено будет попасть в тюрьму?..

Следовало идти к Зудову и слёзно умолять, чтобы он пошёл на примирение и забрал из полиции своё заявление. Она уповала на то, что Аркадий, помня об их совместной работе в тресте, проявит снисходительность к Василию.

Позвонив предпринимателю, Гудкова договорилась с ним о встрече. Зудов согласился принять её вместе с сыном у себя дома.

Встреча эта состоялась. Аркадий Ильич не пустил Гудковых дальше прихожей, украшенной снизу доверху зеркалами, отражающими роскошный интерьер и блеск хрустальной люстры на потолке, с пушистым ковром, устилающим пол. Стоят мать и сын, потупившись, неловко переминаются с ноги на ногу. Сам хозяин квартиры, одетый в яркий бархатный костюм с драконом на спине, невысокий, круглолицый, лощёный, отставив ножку и заложив руки за спину, глядит надменно, как Наполеон.

Вася, помня о наставлениях матери, невнятно пробубнил себе под нос извинения. Антонина Романовна, чувствуя себя крайне неловко, тоже извинилась, скороговоркой сообщив, что за ремонт машины они заплатят.

— Ну, это само собой, — задумчиво сказал Аркадий. Не без удовлетворения подумал он о том, как, в сущности, переменчива жизнь. Эта языкастая гордячка Гудкова, когда-то верховодившая на стройке, и ее гадкий прыщавый сынок сейчас были полностью в его власти!

— Что ж ты, дорогуша, так плохо воспитала сынка, а? — фамильярно укорил он гостью, качая головой.

Лицо Гудковой, ещё не потерявшей былой свежести и обаяния, залилось краской, опасным огнём сверкнули её чёрные глаза. Но она тотчас притушила взгляд и, опустив ресницы, благоразумно промолчала. Прежде чем прийти сюда, женщина усердно молилась.

А Зудов уже вошёл в раж. Никогда ещё, как ему представлялось, не говорил он так красноречиво, так убедительно! Он осыпал упрёками Василия, свернувшего на кривую криминальную дорожку, также учил уму-разуму неразумную его мамашу. И Вася, и мать с удручённым видом терпеливо сносили обличительную несвязную речь, растянувшуюся едва ли не на час.

Уже выглядывала нетерпеливо из кухни его жена Ася: подоспело время обедать, утка остывала в духовке, а муж с пеной у рта всё распекает и распекает эту Гудкову и ее хулиганистого сына! Резвый Борька, сверкая смышлеными глазками, уже несколько раз прошмыгнул мимо, снуя из комнаты в комнату, а его отец всё ораторствует. Наконец, Аркадий Ильич умолк, сделав паузу.

— Аркадий, прошу, забери из полиции свое заявление, — поспешно сказала о главной цели своего визита Гудкова. — Ведь Васю посадят!

— Пусть посадят! — сурово отрезал Зудов. — Авось поймёт, как на людей с ножом бросаться. Преступник должен сидеть в тюрьме!

Взглянув ему в глаза, Антонина Романовна поняла, что на примирение он не пойдёт. Ни за какие коврижки! Просто ему хотелось унизить её и Васю, свою власть показать.

— Да ты что, Аркаша! Пощади! — в отчаянии воскликнула бедная женщина. — Неужели креста на тебе нет! У тебя ведь тоже подрастает сынишка. Ты же не знаешь, что из него вырастет!

— Не-е-т! — едва не взвизгнул Аркадий. — Уж я не допущу, чтобы мой Борька в криминал влез! Не быть тому! У него другая — блестящая! — дорога. Уж я позабочусь об этом!

Так и ушли Гудковы несолоно хлебавши. Придя домой, Антонина Романовна, тотчас встав перед божницей и крестясь, испытывая сильную душевную боль, с надрывом попросила: «Благослови Аркадия, Господи. И я его благословляю и не кляну». И, не удержавшись, разрыдалась: по правде сказать, не было у неё христианской склонности благословлять Аркашу. Сын, смущённый её слезами, подошёл и, неловко обняв за плечи, стал неумело успокаивать: «Мам, не плачь. Авось не посадят меня». И просил прощения.

Тягуче текли дни в ожидании суда. Между тем Антонина Романовна по-прежнему с усердием молилась Иисусу Христу и Богородице, ища Небесного покровительства, помощи и утешения. За непутёвого сына молила.

Наконец, судебное заседание состоялось. Результат превзошёл все ожидания! Василия защищал, причём бесплатно, опытный адвокат. Состряпанное наспех дело развалилось. Eщё до начала суда злосчастный бытовой ножик, фигурировавший в уголовном деле как главное вещественное доказательство, экспертной комиссией не был признан «холодным оружием» ввиду его малых размеров. Таким образом, хулиганская выходка Василия подпадала не под уголовную, а административную статью кодекса РСФСР. Он отделался денежным штрафом.

Мать его усердно возблагодарила Господа Бога и Пресвятую Богородицу за столь успешное разрешение дела. И, конечно, постаралась к сердцу сына проторить тропку, стремясь теперь жить делами и заботами и его, и дочки Юлии…

На этом рано ставить точку. Причудливо сложились судьбы наших героев. Жизненный путь Василия, по горячим молитвам его матери, пусть не сразу, но выровнялся. Он отслужил положенный срок в строительном батальоне на Крайнем Севере. Потом, вернувшись в родной город, завербовался на Таймыр, на золотые прииски. Там, в организации, и обучился нескольким нужным рабочим специальностям. А когда вернулся в родные пенаты, с ходу устроился машинистом-бурильщиком на крупное предприятие. Обзавёлся семьей, вместе с любимой женой воспитывал троих мальчиков-погодков.

Однажды, беседуя с матерью, которая, кстати, тоже устроила свою судьбу, выйдя замуж за верующего инженера-вдовца, Василий признался: «Я понял, для чего и для кого живу. Раньше, подростком, я был эгоистом, всё думал о себе одном, хотелось красиво жить и — воровал. Теперь всё по-другому. Я свою жизнь положу, чтобы из сыновей сделать настоящих людей!»

Иные жизненные обстоятельства, очень драматичные, складывались в семье Зудовых.

Несколько лет спустя в городе едва не разразилась трагедия. Однажды трое малолетних парнишек, лет по 12-13, забрались в магазин Аркадия Ильича, оборудованный в подвале жилого дома. Они нахватали с полок шоколадок, печенья, прочих сладостей и стали тотчас уплетать их. Сработала сигнализация: Зудов мигом подъехал на внедорожнике. Он, не помня себя от ярости, стал избивать мальчишек резиновой дубинкой, оказавшейся под рукой. Да так сильно избил, что потом всех троих увезли на «Скорой» в больницу! Один мальчик с сотрясением мозга и тяжёлыми ушибами долго был прикован к больничной койке, он едва не стал инвалидом. Аркадий Ильич приложил невероятные усилия, чтобы только уголовное дело об избиении детей не дошло до суда! Он не жалел денег, чтобы умаслить их родителей, подавших коллективное заявление в полицию. Наконец, те пошли на мировую.

Между тем младший Зудов вымахал в 20-летнего жизнерадостного крепкого румяного парня, пресыщенного сверх меры благами мира сего. От армии Борю спасла липовая медицинская справка о наличии якобы серьёзного заболевания. Одно время Аркадий Ильич хотел было отправить сына на учебу в Кембридж или в Оксфорд, или, на худой конец, в МГУ, да тот сам не захотел: не по «зубам» ему были разные науки. Зато Борис обожал гонять на автомобиле новейшей марки в окрестностях города по федеральной автотрассе. За рулём машины он чувствовал себя уверенно. Так, мчась на ней по лесной широкой гладкой дороге как сумасшедший, он разгонял свою тяжёлую скуку, крепкой хваткой державшую его за горло.

…Стоял июль, тёплый, с тихими белыми ночами, когда старший Зудов укатил вместе с женой на курорт в Сочи.

В один чудесный южный день, когда Аркадий Ильич загорал в шезлонге, наблюдая за Асей, моложавой, красивой, плавающей в прибрежных морских волнах, раздался телефонный звонок. В груди его тревожно кольнуло.

…Борис, отчаянно весёлый (он выпил пару-тройку банок пива), мчался на автомобиле по трассе. После недавно прошедшего дождя асфальт матово блестел. В открытое боковое окно врывался тёплый ветер, ероша волосы. В этот будничный день встречные машины попадались редко. И Боря нажал на педаль газа. Какая-то неодолимая сила толкала его всё прибавлять и прибавлять скорость. Под звуки тяжёлого рока, несущегося из радио, автомобиль летел по трассе, как распластанная птица, навстречу сияющему синему небу и солнцу. Мимо с двух сторон тёмной сплошной лентой проносились деревья. Борис ощущал, как в груди его от невероятной скорости и внутренней свободы растёт восторг.

Боря искоса поглядел на спидометр: стрелка перевалила за 130 километров. Он, держа в одной руке мобильный телефон, а другой рукой управляя рулем, позвонил отцу.

— Папа, я лечу-у-у! Ты не представляешь, какой кайф ловлю!

— Сынок, ты за рулём? Надеюсь, трезвый? — услышал он встревоженный голос Аркадия Ильича. — Не разгоняйся сильно, слышишь!

— Не бойся, отец! У нас все схвачено! Верно? Подушки безопасности и прочие прибамбасы — все есть. Жизнь прекрасна, батяня, слышишь!

Он ещё о чем-то говорил с отцом, прижимая к уху мобильник, когда на очередном крутом повороте машину юзом занесло: подвёл скользкий асфальт, она оказалась на встречной полосе, закрутилась юлой на месте. Вдруг автомобиль, совсем потерявший управление, покатился и слетел с дороги под откос, и, кувыркаясь, врезался в гигантскую сосну на лесной опушке. Бориса, почему-то забывшего пристегнуться ремнём безопасности, выбросило сквозь проломленное переднее окно прямо на острые сучья другого дерева. Он погиб сразу.

Аркадий Ильич по мобильнику слышал всё: сыновний вскрик, визг автомобильных тормозов, грохот кувыркающейся и падающей машины, страшный скрежет металла и странный стук. Затем всё смолкло. Наступила жуткая тишина.

Зудов, вскочив, кричал что-то в умолкнувший телефон, зовя сына, ещё надеясь на какое-то чудо, но всё было напрасно и бессмысленно. Он куда-то ещё звонил, кажется, брату Георгию, прося сделать что-нибудь и спасти Бориса. Тотчас с ним случился сердечный приступ: прямо с пляжа его доставили в больницу. Неделю он провалялся в беспамятстве на больничной койке. Лучшие доктора вытащили его почти с того света.

Тело сына хранилось в морге до возвращения его домой. Хоронили Бориса в закрытом гробу. Провожали в последний путь его самые близкие люди. Похороны прошли скромно.

Миновало два года. Как-то раз Антонина Романовна, пересекая городской пустырь, увидела идущего навстречу по тропке какого-то согбенного старичка. Подойдя ближе, она с трудом узнала в старике… Аркадия Зудова. Он сильно похудел, подряхлел, его некогда круглое лицо осунулось, щёки обвисли, как у старого спаниеля. Оба остановились, каждый стараясь уступить друг другу дорогу. Поздоровались. Первым заговорил предприниматель.

— Что, не узнала, Романовна? — жалко улыбнулся он. — Меня теперь никто не узнает. А-а-а, мне теперь всё равно, — Зудов ронял слова каким-то тихим, тусклым, бесцветным голосом, словно что-то надломилось у него внутри и он не мог говорить иначе. -Для чего живу, сам не знаю, по привычке, наверное.

Гудкова, глядя на него с глубоким сочувствием, ответила:

— Надо жить и нести свой крест. Думается, когда-нибудь ты, Аркадий Ильич, узнаешь всю правду о своей жизни. Лично я верю в бессмертную душу человека и в воскресение его.

Перейдя в вечную жизнь, мы обязательно встретимся с нашими близкими, раньше нас ушедшими в мир иной. И ты с Борисом встретишься. Он жив, только в другой реальности существует.

— Ладно, ты знаешь, что в религии я — дуб дубом. Всё же спасибо за утешение.

Он, помолчав, вдруг сказал тихо: — Ты прости меня, Романовна, что я твоего сына едва в тюрьму не упёк.

— Да что ты, Аркадий! — махнула рукой Гудкова, по-прежнему испытывая острую жалость к нему. — Бог простит, а я давно уж простила.

— Видишь, как всё повернулось, -сказал он, виновато разведя руками. -Ну, пойду я, да?

— Иди.

Они разминулись. Антонина Романовна, оглянувшись, перекрестила его согбенную спину, говоря про себя: «Господи, благослови Аркадия и не вмени ему ничего. Не ведал, что творил!» И ещё подумала: «Душой-то ожил он -просит прощения. Бог милостив, глядишь, и поможет ему найти истинный путь!»

***
фото: