Дата 22 июня напомнила мне время начала войны. Я жила тогда в маленькой деревне Салма, где было около 10 домов. Деревня стояла на полуострове в северной части Онежского озера.

22 июня, в воскресенье, на нашем полуострове молодёжь решила устроить праздник — гуляния. На большой поляне были установлены скамейки, небольшие ларьки для продажи и прочее. Утром мы, ребятишки, конечно, были уже там, покупали мороженое, сладости. И там услышали, что началась война.

А ведь люди приехали, чтобы отдохнуть в воскресенье. И для многих присутствующих этот день был последним отдыхом. Кому же могло прийти в голову, что 22-го начнётся война. Приехали на лодках из посёлка Пиндуши, где было предприятие по строительству барж, а так же из деревень Гиндуши и Лумбуши (недалеко от Медвежьегорска).

Радио и телефона в деревне не было. А взрослые мужчины говорили, что сегодня принесут повестки. Что за повестки я уже знала, так как когда началась война с финнами, то папа тоже получил повестку, он участвовал в этой войне (1939-1941 гг.). С той войны папа вернулся здоровым.

Вот таким я запомнила 22 июня 1941 года, начало войны.

А в эвакуацию мы отправились уже осенью — в октябре-ноябре 1941 года. Ехали на лошади, машин в колхозе не было, некоторые семьи уплывали на лодках по Онежскому озеру. Когда ехали, в нас стреляли финские самолёты. Мы прятались за деревьями, а сверху (с самолётов) летели финские листовки, в которых было написано — зачем вы уезжаете, скоро Москва падёт. Но враги так и не смогли взять Москву, хотя об этом писалось в листовках.

В ту пору (начало войны) финская армия активно воевала на стороне Германии. А наш папа был на фронте на севере Карелии. Их часть оказалась в окружении финской армии, больше недели они выходили из того «котла». Потом он был около города Кемь — до начала наступления красной армии под Ленинградом и прорыва блокады. Когда папа приезжал из Кеми, он рассказывал об этом окружении.

В эвакуацию мы ехали через весь Медвежьегорский район до границы с Пудожским районом. В эвакуации мы встретились с родственниками, которые тоже добрались до тех мест, но жили в разных деревнях, которые располагались в 20-25 километрах друг от друга. Мы ходили к ним в гости. Меня перевезли через лесные озёра на другой берег, а там встретили родственники на лошади. На волокуши меня не посадили, я шла следом по тропе. Сейчас у внуков спрашиваю: «Что такое волокуши?», а они даже не представляют, что был такой вид транспорта для бездорожья.

Кстати в те места, где мы жили в эвакуации, всё-таки добирались по Онежскому озеру финские солдаты — и зимой, и летом. В школе нам говорили: «Если, кто будет спрашивать, где есть телефон, не разглашайте». А телефон был только в сельсовете, в деревне Кодозеро. Однажды мы возвращались из школы на лыжах (школа находилась в пяти километрах от дома) нам попались финские лыжники. Их интересовало, где находится телефон, но мы указали совсем в другую сторону.

Недавно прочла книгу Петра Репникова «Петровский ям», так она мне напомнила о том времени, о моём нелёгком военном детстве.

Р. Ванюгина, п. Хийтола Лахденпохского района